Микроскопический кусочек РНК сломал планы сотням миллионов людей, обрушил мировую экономику в глубокий кризис и стал главным вызовом нашего времени. Как ответила мировая наука на этот вызов, что мы узнали за полгода о новом враге человечества?
Врачи разных стран наблюдают широчайшее разнообразие клинических симптомов и осложнений новой инфекции — число заболевших в мире приближается к 9 миллионам, и «портрет врага» уже прорисован достаточно детально. COVID-19 давно не называют ни «разновидностью гриппа», ни «атипичной пневмонией»: эта инфекция, часто протекающая вовсе бессимптомно, способна поражать не только легкие, но и все жизненно важные органы. Хуже того: врачи нередко видят излечившихся больных, к которым здоровье так и не вернулось. Даже после легкой формы заболевания иногда остаются тяжелые осложнения — явление, небывалое при гриппе и других вирусных инфекциях.
Изучена и главная непосредственная причина летальных исходов при коронавирусе — «цитокиновый шторм», гипер-реакция иммунной системы на вирусную инвазию. На этой неделе оксфордское исследование впервые подтвердило, что эту смертельную гипер-реакцию способны гасить кортикостероиды, обычно применяемые в медицине для подавления такого рода аутоиммунных процессов.
Микробиологи и генетики значительно продвинулись в изучении генома вируса и его мутаций, 200 лабораторий работают над вакцинами, 10 из них уже дошли до разных стадий клинических испытаний. Начало массовой вакцинации против COVID-19 ВОЗ ожидает в начале будущего года, а в Европе надеются получить миллионы доз вакцины уже в конце нынешнего года.
При этом, однако, сам механизм иммунитета к новому коронавирусу остается во многом загадочным. Неизвестно самое важное — сохраняется ли у переболевших невосприимчивость к инфекции, и если да — то на какой срок. Неизвестно, о чем именно говорит наличие или отсутствие антител к новому коронавирусу в крови человека.
Идея «иммунных паспортов» по результатам тестов на антитела, с энтузиазмом встреченная в начале пандемии, сегодня вызывает у специалистов все больше сомнений. Лондонские врачи недавно обнаружили, что антитела вырабатываются не у всех переболевших — до 8.5% пациентов, перенесших лабораторно подтвержденный COVID-19 (чаще это были молодые и здоровые люди) не имели в крови специфических антител — по крайней мере, в количестве, различимом для лабораторного оборудования. Другое исследование показало, что концентрация антител после бессимптомного течения COVID-19 значительно ниже, чем после более серьезной болезни, — но, по данным еще одного исследования, даже при низкой концентрации антитела, тем не менее, способны защищать от повторного заражения, по крайней мере, какое-то время.
Увы, наименьшим прогрессом могут похвастаться эпидемиологи, изучающие пути и закономерности распространения инфекции в человеческих популяциях. Надежных знаний о самых насущных вещах, от которых зависит жизнь миллиардов здоровых людей на планете, все еще нет, и эксперты продолжают бурные дискуссии даже по самым «элементарным» вопросам — таким, как масштабы новой угрозы, основные пути распространения эпидемии и эфективность применяемых мер борьбы с ее распространением.
До сих пор в точности неизвестно, насколько реальна опасность заразиться коронавирусом через контакт с предметом, которого касался больной. С одной стороны, злокозненная вирусная РНК может сохраняться на поверхностях долгие часы и дни, с другой — есть данные, что она теряет при этом способность к размножению, то есть заразность. С третьей стороны — данных недостаточно, чтобы твердо исключить угрозу заражения через дверные ручки и кнопки в лифтах.
Основные рекомендации ВОЗ по профилактике распространения COVID-19 — социальное дистанцирование и частое мытье рук — универсальны для любых вирусных инфекций. Недавно ВОЗ добавила к ним и рекомендацию ношения масок — в местах с высокой опасностью заражения, при невозможности социального дистанцирования и тщательного соблюдения гигиенических предосторожностей. Эпидемиологи, поначалу считавшие медицинские и самодельные тканевые маски совершенно излишними и даже вредными, теперь склоняются к мнению, что риск заражения они все-таки снизить могут и, следовательно, пользы от них больше, чем вреда. Однако эксперты дружно подчеркивают, что роль масок в борьбе с эпидемией относительно невелика — они не могут заменить дистанцирование, мытье рук и отказ от привычки трогать лицо.
По-прежнему остается загадочным колоссальный разброс показателей смертности от COVID-19 в разных странах. Мы не знаем, почему в Бельгии умер почти каждый шестой из зарегистрированных больных COVID-19, а в Катаре, мировом лидере по показателю заболеваемости на миллион населения, — только каждый тысячный? Различия в масштабах тестирования и в возрастном составе населения между этими странами явно недостаточны, чтобы объяснить столь гигантскую разницу. В начале пандемии ВОЗ объясняла большой разброс показателей недостаточностью статистических данных, но по мере накопления данных в глобальном масштабе разброс только увеличивается.
Гипотезы о влиянии температуры и влажности климата на масштабы и тяжесть эпидемии в отдельных странах выглядят пока слабо и неубедительно — хотя отчетливые различия между регионами мира проступают все более явственно.
Например, в нашем Восточном Средиземноморье показатели смертности от коронавируса на миллион населения весьма близки: в Израиле — 33, в ОАЭ и Катаре — 30, в Омане — 25, в Бахрейне и Саудовской Аравии — 34. В Кувейте смертность выше — 73 на миллион населения, но и тут разница с Западной Европой на порядок.
На Кипре и в Греции пандемия пока протекает по «восточно-средиземноморскому» сценарию, в этих странах смертность на миллион населения вдвое ниже, чем в Израиле и у наших богатых арабских соседей. При этом в нищих Иордании, Ливане и Палестинской автономии ситуация еще лучше — там отдельные вспышки коронавируса пока удавалось благополучно локализовать и подавлять, так что смертность на миллион в 35-50 раз ниже, чем у нас. В Египте смертность ближе к показателям Израиля и стран Залива — 20 на миллион населения. Диапазон разброса между относительно благоустроенными и открытыми странами региона — не более чем четырехкратный.
Больнее всего пандемия ударила по Западной Европе. Во всех не-карликовых государствах этого региона — от относительно благополучных Германии, Дании и Португалии до самых пострадавших Бельгии, Британии, Испании и Италии — смертность на миллион населения измеряется трехзначными показателями, диапазон разброса внутри региона — восьмикратный, но отнюдь не 180-кратный, как между Бельгией и Катаром. Швеция, не вводившая принудительных карантинных ограничений, статистически не выделяется из общего ряда западноевропейских стран. В тот же «европейский» диапазон попадают США, Канада и многие страны Латинской Америки.
Юго-Восточная Азия, родина пандемии, пока пострадала от пандемии меньше всех, смертность на миллион населения здесь на два порядка ниже, чем в Западной Европе. ВОЗ объясняет это хорошо отлаженными эпидемиологическими службами, способными оперативно пресекать «цепочки инфицирования», и высокой санитарной культурой населения, привыкшего беречься от инфекций в густонаселенных мегаполисах задолго до появления нового коронавируса.
Самое неприятное, что проследить достоверную корреляцию между тяжестью пандемии и качеством правительственных противоэпидемических мер пока не удается. По обрывочным данным из разных стран складывается впечатление, что не только правительства, но и эксперты ощупью прокладывают путь в потемках, основываясь больше на интуиции и догадках, чем на научных фактах.
Особо экстравагантные политики, такие как Дональд Трамп или Жаир Болсонаро, позволяют себе демонстративно игнорировать рекомендации экспертов — и, например, устраивать многотысячные митинги в разгар пандемии.
Ирина Жуковская