Евросоюз оказался громоздкой, чрезмерно бюрократизированной структурой, не способной совладать с такими масштабными испытаниями, как пандемия. Прошлой весной союз рассыпался на части, как только вирус начал распространяться по континенту. Итальянцы, брошенные один на один со своей трагедией, первыми закричали тогда «Зачем нам такой союз?!». Теперь, когда Брюссель не смог организовать быструю вакцинацию, а новая волна COVID-19 накрыла континент, слабость европейского руководства особенно ясно видна на фоне успеха в отколовшейся Великобритании.

«Европа никогда не сдает экзамена, когда нужно действовать решительно и быстро», — говорит Пьер Манан (Pierre Manent), известный французский философ, один из самых видных историков либеральной мысли в Европе, в опубликованном на днях интервью газете Le Figaro. Философ утверждает, что все неудачи Евросоюза связаны с его «структурной слабостью». Его не удивляет задержка с вакцинацией, которая проистекает, по его словам, от сложности европейских структур.

Европа — это 27 независимых государств, которые решили сотрудничать. «На этой реальности установлена декорация вымышленной Европы с Комиссией, лишенной какого-либо политического признания, но которая официально отвечает за «общий интерес» Европы». То же самое, продолжает Пьер Манан, происходит с планом экономического восстановления Европы после пандемии Next Generation EU, на который планируется потратить 750 млрд евро. Его должны ратифицировать национальные парламенты, и до сих пор не выделено ни одного евро. Европа действует сообразно своей структуре. Удивительно, что это у кого-то вызывает удивление».

В чем причина? «С самого начала Евросоюз виделся как бесконечный процесс, получивший благословение Истории. Мы действуем так будто перед нами целая вечность. Европа никогда не пыталась совладать с реальными вызовами, с необходимостью действовать, с необходимостью получить результат в ограниченный период времени. Неудача кампании вакцинации не показала нам ничего нового, чего мы не знали бы раньше о слабости европейских структур».

Между европейцами и Брюсселем нет никакого «пакта», который обычно заключают народы со своими правительствами. Пьер Манан приводит в пример «Брекзит». Брюссель долго и нудно обсуждал условия, пока не явился Борис Джонсон и не сказал решительно, что выполнит то, чего пожелал народ — выведет страну из ЕС. «И избиратели оказали ему доверие. Это и есть представительская форма правления. Государства Евросоюза больше не хотят этой свободы и этой ответственности. Они любят свою импотенцию, поскольку она гарантирует им невинность».

«Сегодня многие чувствуют, что у нас происходит упадок, который является частью общего европейского или западного упадка. Имеют место громадные демографические и экономические процессы, которые ведут к относительному упадку Европы. Это факт. В случае Франции больше всего поражает индифферентность французского политического класса к этому упадку».

«Под названием Евросоюза мы себе построили красивый загородный дом для прекрасной погоды, но мы по-настоящему в нем не живем. И никогда не будем жить. Французско-немецкое примирение — прекрасная вещь, но она не отменяет ни наших наций, ни наших национальных историй. Примирение — это прекрасный момент наших общих историй, но оно не означает наступления постнациональной жизни».

Философ считает фикцией так называемый «европейский суверенитет», о котором беспрестанно говорит президент Макрон. «Евросоюз — это не федеральное государство, а международная организация, и не существует европейского народа».