Территория национального парка Барам уставлена красными табличками, предупреждающими об опасности. Взимая за вход на территорию национального парка по 14 шекелей с посетителя, Управление национальных парков не объясняет, что за опасные руины громоздятся вокруг в непролазных зарослях сухих колючек.

Одна из красных табличек установлена рядом со входом в прекрасно сохранившееся здание церкви с крестом и колокольней, стоящее по соседству с аккуратно отреставрированными руинами древней синагоги. История синагоги излагается на двух языках на установленном рядом щите; о церкви никакой информации нет — только предупреждение Земельного управления, что вход на ее территорию «опасен».

Церковь, между тем, действующая, и в субботу там довольно людно. Смотритель, приветливый мужчина средних лет, охотно отвечает на наши вопросы, но понижает голос, когда рядом появляется работник национального парка в зеленой футболке с надписью «Битахон». «При нем говорить опасно?» — «Нет, не опасно», — смущенно отвечает он, явно устыдившись своей робости.

«Почему бы вам не поставить табличку с информацией о церкви?» — наш первый вопрос вызывает общее оживление. «Мы постоянно их ставим, а они ломают и выбрасывают», — почти хором отвечают смотритель, сидящий рядом седоусый старик и двое жизнерадостных детей-подростков. Так выясняется, что администрация национального парка не просто не дает посетителям информации о местных исторических памятниках, но активно препятствует ее появлению. Более того, именно администрация национального парка заботится о том, чтобы на территории церкви сохранялась реальная опасность: полуразрушенная каменная стена над заросшим колючками обрывом. «Мы пытались поставить ограждение — они его сносят». Далее нам показывают еще и руины снесенного администрацией туалета.

Все эти абсурдные странности имеют простое и очень печальное объяснение: война, начавшаяся 70 лет назад, не кончена, она продолжается. Здесь, в Израиле, в пределах «зеленой черты» евреи и арабы не стреляют друг в друга, но продолжают тихую и упорную войну за землю, и сила не приносит победы в этой войне.

Национальный парк Барам создан на территории бывшей арабской деревни Бирам. В 1948 году там жили около тысячи христиан-маронитов. Армия попросила их «на недельку» покинуть свои дома — и не впустила обратно. Половина населения ушла в Ливан. Оставшиеся в Израиле жители Бирама и расположенной неподалеку деревни Икрит, где жили арабы греко-католической веры, выиграли иск против государства в БАГАЦ. Это был единственный в истории случай, когда израильский суд признал право арабских беженцев 1948 года на возвращение в свои дома.

Вердикт был вынесен утром, а в тот же вечер самолеты ЦАХАЛа сравняли обе деревни с землей. Перед этим, как рассказали нам старики, военные «выполнили» постановление суда, вручив им ключи от их домов, — и тут же, «в другую руку», вручили приказы о выселении.

Это часть той истории, которую палестинские арабы называют «Накбой», национальной трагедией своего народа. Прошло 70 лет, но дети и внуки изгнанников Бирама и Икрита знают эту историю, как будто она случилась вчера с ними лично. В Бираме сохранились развалины домов, и родители показывают детям «свои» руины. Мы постеснялись спросить, взимают ли с них по 14 шекелей за доступ к этим развалинам..

В Икрите все сровнено с землей, от домов ничего не осталось. Вокруг церкви — палатки и надувные бассейны, в которых плещутся самые маленькие. Дети постарше лежат, уткнувшись в экраны мобильников, внутри здания церкви на матрасах, разложенных вдоль стен вокруг стоящего посреди храма теннисного стола. Родители сидят в тени во дворике, пьют кофе, беседуют. Это — «летний лагерь», организуемый ежегодно ради сохранения земляческой общины и передачи детям исторической памяти.

Наиф Хури, бывший корреспондент арабоязычной редакции «Коль Исраэль», рассказывает нам, что церковь в Икрите построил в 19 веке его пра-пра-прадед, там он и похоронен — внутри алтаря сохранилась надгробная плита.

Изгнанники из Бирама и Икрита до сих справляют все свадьбы своих детей и внуков на развалинах своих деревень и хоронят всех своих умерших на старых деревенских кладбищах. Этому государство не препятствует — за мертвыми признается «право на возвращение».

Нам, выходцам из СССР, понять такую долгую память трудно, почти невозможно. Десятилетия свирепого государственного террора научили наших дедов и родителей забывать обо всем, кроме выживания, отрекаться от отцов и братьев, ехать куда угодно, где не убивают, — и не рассказывать детям «лишнего», чтобы не подвергать их смертельной опасности. Арабские дети, живущие сегодня по соседству с нами в Хайфе, Акко, Назарете и по всей стране, растут в другой атмосфере.

В 2007 году, когда мы были в этих краях впервые, в национальный парк Барам пускали бесплатно, но и там, и в Икрите было пустынно. Службы в церквах проводились раз в год. Сейчас там бурлит жизнь.

«На что вы надеетесь?» — спросили мы Наифа Хури. Он ответил: «В 80-90 годы мы вели переговоры с правительством и почти договорились. Но Рабина убили, пришел Биби. Когда-нибудь придут другие люди, нормальные, с которыми снова будет можно говорить».

«Мира нет из-за того, что палестинцы все еще надеются на возвращение. Надо лишить их надежды». Те, кто так говорит, призывают к полномасштабному государственному террору. Других средств стирания коллективной памяти и надежды история не знает.